Принц на белом коне - Страница 37

Он молча мотнул головой в знак согласия и отдался ласкам ее рта. Язык приступил к прерванному делу, забегал вверх и вниз по всей длине его члена, а губы опять открылись и приняли его внутрь. Она вбирала его все глубже и глубже, посасывая и чуть-чуть покусывая, потом отпустила, отстранилась и снова взяла. Движения ее постепенно ускорялись, и он тоже двигался ей навстречу, непрестанно повторяя, как молитву:

– Да... да... да... – И вдруг: – О-о-о... еще... еще... только не останавливайся... не останавливайся... я умру... умру... о-о-о...

Он содрогнулся и выстрелил ей в рот струей своего животворного сока, чувствуя, будто он действительно умер и попал прямо в рай. Рай плотского вожделения и наслаждения...

Прошло, однако, совсем немного времени, как Саманта начала следующий раунд их поединка. И он тут же отозвался, и член его встал во всей своей гордой красе и молодой силе.

– Я хочу тебя, Сэм. Хочу почувствовать тебя всю. Иди ко мне...

Она не заставила повторять предложение и, оседлав его, поскакала, как гордая амазонка на прекрасном чистокровном жеребце, откидывая назад волосы и тяжело дыша, ощущая, как с каждым толчком он все глубже и глубже погружается в нее, заполняя ее целиком.

Радостный, победный крик рванулся из самой ее души, когда наслаждение достигло вершины и она отдалась ему полностью, без остатка, содрогаясь и раскачиваясь, и не услышала, но ощутила ответный крик и спазм его наслаждения...

И снова они лежали в объятиях друг друга и болтали нежные глупости, и иногда задремывали, а потом просыпались и снова накидывались друг на друга, как изголодавшиеся накидываются на еду. И наконец, окончательно насытившись, уснули, по-прежнему не размыкая объятий. Последним, что Саманта услышала, погружаясь в глубокий безмятежный сон, были его слова:

– Люблю тебя! Навсегда!

– Отец! Отец, проснись!

– А? Чего? Сколько времени? Черт возьми, ты что, спятил совсем, мальчишка?! Уже почти три.

– Отец, прошу тебя, – как можно тверже сказал Реймонд. – Мне необходима твоя помощь.

– Господи, неужели это не может подождать до утра? Что с тобой опять стряслось? – недовольно буркнул старик.

– Не может. Послушай, отец, я знаю, у нас с тобой последнее время не самые лучшие отношения. И ты обо мне невысокого мнения. Но сейчас я прошу тебя забыть обо всем, кроме того что ты мой отец, а я твой сын. Что мы с тобой – два человека, связанных кровью. И памятью о матери. Пожалуйста, оденься и приходи на кухню. Я заварю кофе.

Ирвин-старший был настолько потрясен неожиданными словами, а главное, серьезным тоном сына, что моментально проснулся, накинул на плечи халат, воздержавшись от привычного ворчания и брюзжания и, шаркая ногами, побрел на запах свежего кофе. Усевшись за стол, окинул Реймонда пристальным взглядом, разыскивая следы новых побоев, но не нашел таковых. И тут только заметил содранные костяшки пальцев на правой руке.

– Так-так... И что же ты натворил?

Рей достал две кружки, налил обе до краев, одну поставил перед отцом, а сам остался стоять, отхлебывая из второй.

– Так в двух словах не расскажешь, – начал он. – Ты ведь знаешь, что я участвую в процессе Уэстлэнда, да?

– Знаю-знаю. По тридцатке за день. Сумасшедшие деньги, – по привычке начал бурчать старик, но, заметив строгий взгляд сына, прикусил язык. – Извини. Так что из того?

– Ты, наверное, читал и знаешь, за что его судят, верно?

– Верно.

– Думаю, ты понимаешь, насколько это для меня серьезно?

Отец тяжело вздохнул. Конечно, он понимал. Марта, его обожаемая жена, мать Рея, восемь лет назад тоже погибла подобным образом. Ее убийцу так и не нашли. Вернее, не потрудились искать, отмахнувшись от показаний молодого наркомана, случайно оказавшегося рядом с местом происшествия и все видевшего, не сочтя его достойным доверия.

– Так вот... – сказал Рей, с точностью до запятой прочитав мысли отца, и постепенно рассказал ему все, что случилось с ним за последние две недели.

13

– Милли, куда ты пропала? С тобой все в порядке? Если ты дома, подойди к телефону, пожалуйста. Я за тебя очень беспокоюсь.

– Привет, Стефи! – осторожно отозвалась Милли Тэтлер – крашеная кукла, ибо именно ее так окрестила про себя Саманта.

– Господи, Милли, как ты могла исчезнуть больше чем на две недели, никому ничего не сказав? Почему не подходишь к телефону? Я звоню тебе практически каждый вечер и никак не могу застать. Поэтому и пришлось с утра тебя разбудить. И почему не ходишь на работу?

– Ну что ты на меня накинулась, Стефи? – обиженно надув губки, буркнула Милли. – Ты же первая со мной поссорилась, а теперь снова ведешь себя как лучшая подружка.

– Ну ладно-ладно, извини, Милли, я тогда погорячилась. Но я действительно твоя лучшая подруга. И искренне тревожусь за тебя.

– Ну и напрасно! У меня все отлично! Лучше не бывает!

– Вот как? Может, поделишься новостями? Давай пойдем вечером куда-нибудь, выпьем пива и поговорим? – предложила Стефани, внезапно ощутив неприятный холодок в глубине живота. – Расскажешь, что у тебя и как, а? Ну же, соглашайся.

– Не знаю, право, будет ли у меня сегодня свободное время... – Милли решила немного поломаться, намереваясь отомстить Стефани за то, что та отругала ее и назвала дурой. Но ее буквально распирало от желания поделиться хоть с кем-то своей фантастической удачей, и упустить такой шанс она не могла. – Ну ладно, давай часиков в половине девятого встретимся. К примеру, «У длинного Джо». Надеюсь, я успею... – Она положила трубку с ощущением, что выиграла первый раунд.

Стефани же была сильно озадачена странноватыми интонациями своей подружки. Она мысленно заново проиграла их короткий разговор, пытаясь понять, что же именно так встревожило ее. Да, точно! Самодовольно-высокомерный тон, которого прежде никогда от Милли не слышала.